Так случилось, что он получил травму и ходил с ней около 4 дней, но лучше ему не становилось. Я предложила отвезти его в больницу, чтобы оттуда отправить в Швейцарию, где ему окажут должный уход.
Скорая помощь приехала, но Ли отказался ехать. Мы уговаривали: «Ты плохо себя чувствуешь: не можешь ни есть, ни пить, ни даже сидеть!». Но он сказал, что не хочет уходить.
Пока мы ждали скорую, я собирала вещи. Когда Ли услышал сирену, то встал с постели: «Дайте мне камеру! Камеру!». Он навёл её на собственную ногу и начал упражняться. Через минуту его ударило в пот: «Давай мы спустим тебя на носилках» — предложили мы, но вниз Ли спустился сам. У входа в дом у него был собственный садик, где он всегда что-то сажал. Последнее, что Ли посадил были два ростка древа жизни.
Ли схватился за стену и не хотел уходить. Так, одной ногой он был в саду, а другой ещё находился в доме. Мы подталкивали его, но Ли держался так крепко, что мы не могли его сдвинуть. Это продолжалось около двух минут, а затем он просто ослаб и отпустил стену. Мы подхватили его и положили на носилки, но в этот момент его дух уже вышел из тела.
В этот момент я была уверена, что он останется с нами навеки, и этот его переход — никакой не конец. Я по-прежнему не хочу видеть гроб, потому что внутри — лишь транспортное средство, это не он...
Мы здесь не для того, чтобы говорить «прощай», но мы можем отдать дань уважения его жизни на земле и той оболочке, что он использовал, дабы существовать в этой реальности.